Наличие профессиональных драматургов, режиссеров и актеров в театральной среде отнюдь не является главным фактором ее успешного развития. Не стоит думать, что для того, чтобы спектакль дошел до зрителя и был правильно понят им, нужно просто его представить и сыграть. Большая подготовительная и организационная работа ложится на плечи арт-менеджеров, специфика работы которых пока довольно туманно понята в Казахстане и некоторых других странах постсоветского пространства.
Как известно, двумя месяцами ранее в южной столице проходили молодежный театральный фестиваль «Откровение» и международный театральный фестиваль. Эти события привлекли внимание не только жителей города, но и приглашенных профессионалов, специализирующихся в области театрального искусства. Одним из почетных гостей фестивалей стал президент Международного фестиваля исполнительских искусств High Fest, доктор по арт-менеджменту и культурной политике Артур Гукасян (Армения). В интервью нашему изданию он поделился своими впечатлениями о театральной жизни Алматы и объяснил, в чем заключается поддержка создателей творческого продукта со стороны арт-менеджеров.
– Артур, до приезда в Алматы были ли Вы ранее знакомы с театральной сферой Казахстана?
– Да, я уже гостил у вас несколько раз. В большей степени все мои приезды связаны с творческими активностями театра «АРТиШОК». Очень уважаю его славных представительниц – Веронику Насальскую и Галину Пьянову. Они, кстати, также неоднократно приезжали в Ереван на международный театральный фестиваль High Fest. Говоря в целом о Казахстане, замечу, что это абсолютно типичная страна постсоветского пространства. В местной театральной среде можно отметить как плюсы, так и минусы. Как и везде, впрочем. Сегодня также могу сказать, что у вас есть неплохой выбор театров. Не может не радовать наличие различных молодых коллективов, представляющих независимые площадки. Но и у вас также наблюдается засилье материала, подобного английскому драматургу Рэю Куни и совершенно нелепых антреприз с участием актеров тридцать пятого уровня. Да, на них, как можно заметить, есть спрос... Впрочем, даже самые лучшие и успешные нью-йоркские мюзиклы не зарабатывают только благодаря кассовым сборам. В общем, вы понимаете, о чем я.
– В одном из своих интервью Вы отметили, что если люди заводят разговор о культуре, тут же начинают говорить о деньгах…
– Да, абсолютно. Я вам скажу больше. Люди приходят к этой теме в обсуждении совершенно разных вещей. А что делать? Культура также не может существовать просто так. Она непременно должна финансироваться из нескольких источников. Рынок культуры состоит из четырех частей в отличие от рынка в целом. Существует традиционная маркетинговая модель (рынок – информационная система – компания – товар или услуга – рынок) и маркетинговая культурная модель. Культурный рынок начинается с нас, с организации, которая заявляет о наличии идеи. А затем мы уже начинаем работать с государственными структурами, спонсорами, потребителями.
– Многие, в том числе и признанные режиссеры академических театров, довольно скептически относятся к современному театральному искусству, ссылаясь на эпатаж и недостаток профессионализма вовлеченных в этот творческий процесс людей…
– Хотелось бы для начала остановиться на «академизме». Когда Олег Павлович Табаков стал художественным руководителем МХТ имени Чехова, ранее известный как МХАТ, он убрал из названия театра слово «академический». Очень правильное решение. Академичность убивает искусство. Любят люди бравировать еще одним модным прилагательным – «экспериментальный». Но для начала нам всем нужно раз и навсегда усвоить то, что любое искусство – это уже эксперимент. Английский режиссер театра и кино Питер Брук как-то сказал: «Театр может быть, каким угодно, но только не скучным». Если за рубежом профессионалов от любителей отличает наличие материального вознаграждения за их труд, то для нас, людей постсоветского пространства, гораздо понятнее обозначить профессионала как человека, отлично разбирающегося в своей работе. Да, во многих независимых театрах наблюдается отсутствие хорошей школы. Молодые актеры и режиссеры имеют невероятную жажду творить, удивлять, доказывать. Это здорово, но, тем не менее, без базовых и фундаментальных знаний, которые даются в специализированных высших учебных заведениях, они едва ли обходятся. Вот я до сих пор я могу жонглировать одновременно четырьмя шарами, говорить, танцевать и правильно дышать. Дело в том, что этому меня когда-то научили в вузе. Когда все вышесказанное получается делать автоматически, время и силы можно направить на более высокие материи. Многие люди, когда слышат о современном прочтении Гамлета, думают, что он будет рассказывать свой монолог «Быть или не быть…» не ртом, а другим местом. Постойте, это едва ли будет иметь отношение к хорошему театру! Совершенно гениально однажды сказал Михаил Чехов о том, что на сцене можно наложить только в том в случае, если это единственно возможное продолжение спектакля.
– Это можно отнести и к использованию нецензурной лексики?
– Разумеется. Но когда в России говорят о запрете мата в театральных постановках, я считаю это маразмом. Дорогие, пишите ограничения, если в вашем спектакле есть нецензурная лексика, не водите туда детей, но зачем запрещать?
– В эпоху глобализации знания по арт-менеджменту, пожалуй, можно использовать в любой точке мира. Вот Вы, Артур, прошли обучение в Лондоне, Амстердаме, Зальцбурге. Возникает вопрос: насколько ваши знания применимы в театральной среде постсоветского пространства? Ведь разница в ментальных особенностях все же наличествует?
– Безусловно. У меня есть фундаментальные знания, применимые на практике везде. При всем при этом я должен их использовать в той или иной стране, учитывая те или иные особенности. Грубо говоря, хороший плотник может сделать деревенский стол а-ля «мужик», изящный секретер или же президентский Резолют. Да, западно-европейские «штучки» кардинально разнятся с южно-восточными. После одного и того же спектакля одни скажут «that’s very good», а другие – «полный трэш», и как бы не хуже. Дело в том, что задача арт-менеджеров как раз заключается в том, чтобы локальное общество подготовить к тем или иным спектаклям, которые, на первый взгляд, могут показаться безынтересными. Если мы спросим двух талантливых режиссеров, одного казахстанского и другого британского о том, зачем они хотят поставить «Гамлета», ответы будут абсолютно разными. Ответ казахстанского: «Все потому, что я уже три месяца не могу уснуть! Ко мне приходят невероятные идеи. Здесь Офелия должна появиться в черном платье, а здесь свет должен быть ярко-красным» и т.д. британский же ответит так: «Я не сплю уже три месяца, все думаю над спектаклем. Я хочу, чтобы зритель увидел (акцентировать нужно слово «увидел»), как будет выглядеть Офелия, как будут меняться свет, звук…». Другими словами, на абсолютно автоматическом уровне британец сразу говорит о результате. Необходимо также сказать, что арт-менеджеры должны возвышать творческих людей в их работе, а где-то и опускать на землю. Если режиссер жалуется на то, что люди не приходят на его спектакли, потому что не понимают его искусства, скорее всего, этот режиссер просто бездарный человек. Если же он радуется полным залам на своих пустых постановках, то бессовестным образом заставляет человека отключать свой мозг. Искусство больших эмоций – самое легкое. Современный же театр заставляет зрителя участвовать в процессе. Он должен быть направлен на подготовленного, образованного и профессионального зрителя.
Интервью провела Юлия Миленькая Фото: Евгений Морозов
Репортаж подготовлен редакцией журнала AlmatyLife
Все материалы принадлежат редакции журнала. Копирование и перепечатка текста только с разрешения редакции tel:+7(727)317-35-80, e-mail: [email protected]